Сторожевые корабли проекта 11540 – «фрегаты переходного периода»

Не всегда судьба военной техники (в то числе и боевых кораблей) складывается так, как это видели создатели. Иногда это даже не связано с уровнем технических характеристик – а только с внешними обстоятельствами. «Жертвами» таких обстоятельств невольно стали российские сторожевые корабли проекта 11540 «Ястреб».

Назвать эти фрегаты «неудачными» или «устаревшими» сложно. Головной корабль проекта — «Неустрашимый» одно время даже был «знаменитостью» — в медиа освещались подробности его борьбы с пиратами. Но «Ястребы» не смогли, ни сменить своих предшественников, ни даже занять важное место в российском флоте.

История создания и конструкция

Одними из самых многочисленных океанских кораблей в советском военно-морском флоте были сторожевики проекта 1135. Этот тип фрегата был разработан ещё в 60-е годы, а с 1970 года было построено более 40 кораблей. Разумеется, командование предвидело необходимость разработки новых сторожевиков. Проект 1135 разрабатывался под уже устаревшие образцы вооружения, как правило – более тяжёлые и громоздкие чем новейшие. Не было на СКР и вертолётной площадки.

Первые варианты проекта будущего «Ястреба» прорабатывались уже в 1975 году. Шесть лет спустя постройка сторожевиков проекта 11540 была включена в очередной пятилетний план. Первоначально ожидалось, что головной корабль вступит в строй в 1986 году, но постоянная доработка проекта привела к тому, что в 1987 году удалось только приступить к закладке. Строить «Ястребы» должны были в Калининграде.

Фрегаты проекта 11540 имеют стальной корпус с длинным полубаком, разделённый на 12 водонепроницаемых отсеков.

Первоначальный проект предполагал использовать в конструкции лёгкие сплавы, но анализ войны на Фолклендах привёл к отказу от такого решения.

Традиционно в советском флоте для снижения радиолокационной заметности применяли надстройки со скошенными гранями и наклонёнными поверхностями. На «Ястребах» ради максимального использования внутренних объёмов от такого решения отказались, но надстройки получили характерные изломы в виде гофра.

Силовая установка состоит из 2 маршевых газовых турбин М-70 и 2 форсажных М-90. Каждая пара турбин в нормальных условиях вращает один вал из двух, но в принципе каждый двигатель имеет возможность работать на два вала. В случае выхода из строя турбин системы корабля обеспечивают электричеством 2 дизель-генератора. Для улучшения мореходности и обитаемости «Ястребы» имеют успокоители качки и бортовые кили. При этом максимально плотная компоновка всё-таки привела к тесноте в жилых помещениях.

Конструкция[ | ]

Корпус корабля полубачный, с продленным полубаком и носовым бульбом, в котором размещена антенна гидроакустического комплекса, имеются две мачты и две дымовые трубы.

Корпус водонепроницаемыми переборками разбит на 12 отсеков. И корпус и надстройка полностью стальные, созданы с использованием технологий по снижению акустической заметности. Корабль снабжён успокоителями качки, а также скуловыми килями, способствующими улучшению мореходности.

Предусмотрены устройства для принятия в море жидких и сухих грузов с судов снабжения.

Вооружение

На полубаке фрегатов размещена артиллерийская установка АК-100 калибра 100 мм. Артсистема имеет высокую (до 60 выстрелов в минуту) скорострельность и наводится по радару. Установка универсальная, для поражения воздушных целей используются снаряды с радиовзрывателями.

Главное зенитное вооружение – ракеты комплекса «Кинжал», пусковые шахты которых также находятся на полубаке.

Комплекс позволяет производить пуски по 4 целям одновременно. Вспомогательное средство ПВО – 2 ракетно-пушечные установки «Кортик», находящиеся на корме. Каждая установка включает в себя 30 мм пушку АО-18 и 2 контейнера с 4 ракетами, аналогичными использованным на самоходке «Тунгуска».

Для борьбы с подводными целями сторожевики проекта 11540 получили, во-первых, ракето-торпеды «Водопад», запускаемые из штатных трубных торпедных аппаратов. Во-вторых, бомбомёты РБУ-6000, способные не только поражать бомбами субмарины, но и «перехватывать» угрожающие кораблю торпеды. Наконец, противолодочные задачи решает базирующийся на корабле вертолёт Ка-27.

А вот с главным противокорабельным оружием «Ястребам» не повезло. По замыслу, им должны были стать ракеты «Уран», разработанные на базе авиационных ПКР Х-35. Однако «Неустрашимый» их так и не получил. Второй фрегат – «Ярослав Мудрый» — оснастили пусковыми контейнерами вдоль бортов только в 2014 году.

На грот-мачте кораблей расположена антенна радара МР-755 с двумя фазированными решёткам. РЛС зенитного комплекса МР-352 использует антенну, установленную на фок-мачте. Сторожвики оснащены спутниковой навигацией и боевой информационно-управляющей системой «Трон».

Содержание

• 1 Однотипные корабли
• 2 Строительство
• 3 Конструкция
• 4 Вооружение 4.1 Противолодочное вооружение
• 4.2 Средства ПВО
• 4.3 Артиллерия
• 4.4 Прочее
• 4.5 Авиация
• 4.6 Ракетное вооружение

Эксплуатация

В последние годы существования СССР в Калининграде заложили три корабля проекта – «Неустрашимый», «Неприступный» и «Туман». Достроить и сдать в эксплуатацию успели только «Неустрашимый». Постройка его «систершипов» фактически остановилась.

Только после некоторого улучшения экономической ситуации, в 2003 году, было решено достроить второй корабль, к этому времени сменивший названия.

«Традиционное» имя «Неприступный» зачем-то сменили на имя князя, никакого отношения к морским походам не имеющего. Достройка затянулась на несколько лет, и только в 2009 году (спустя 20 лет после закладки) «Ярослав Мудрый» встал в боевой строй.

«Туману» повезло меньше всех. Этим фрегатом пытались заинтересовать зарубежных покупателей, даже был подготовлен проект достройки по изменённому, «экспортному» проекту. Однако покупателей не нашлось. После достройки «Ярослава Мудрого» заниматься «Туманом» тоже не стали, заявив, что ещё один фрегат «не вписывается в стратегию развития» и потому попросту не нужен. Сообщалось, что в 2016 году корпус «Тумана» всё же решили утилизировать.

В 2008 году «Неустрашимый» получил долю мировой известности – его направили на патрулирование у берегов Сомали для защиты торговых судов от пиратов. Там он минимум трижды применял оружие, отбивая пиратские атаки. В 2010 и 2013 годах боевые дежурства в Аденском заливе продолжились. В настоящее время сторожевик находится на ремонте. В 2016 году бороться с пиратами отправился и «Ярослав Мудрый», но к этому времени их активность снизилась, и столь широкого освещения в СМИ этот поход не получил.

Однотипные корабли[ | ]

19 июня 2009 года второй корабль этого типа СКР 727 «Ярослав Мудрый», построенный на Прибалтийском судостроительном , был передан ВМФ РФ[1]. В 2010 году «Янтарь» предложил Заказчику использовать задел по третьему корпусу (готовность 47 %) для строительства СКР «Туман». Предполагалось, что в 2012 году СКР «Неустрашимый» и СКР «Ярослав Мудрый», возможно, будут перебазированы на Черноморский флот после согласования этого вопроса с Украиной и будут ориентированы командованием ЧФ на поддержание оперативного режима в зоне ответственности флота — Черном и Средиземном морях.

Технические характеристики

Аналогом фрегатов проекта 11540 можно считать американские корабли типа «Оливер Перри», хотя строиться они стали раньше.

Американские фрегаты предназначались для обеспечения ПВО и ПЛО в дальних походах, для чего оснащались дальнобойными зенитными ракетами «Стандарт» и несли по два противолодочных вертолёта (вместо одного на «Ястребах»). Этим же объясняется и увеличенная, по сравнению с советскими и российскими кораблями дальность плавания.

В настоящее время американские фрегаты считаются устаревшими. Почти все корабли списаны или проданы.

Более 20 лет «Неустрашимый» бы единственным «Ястребом», находящимся в эксплуатации.

А к тому времени, как удалось достроить «Ярослав Мудрый», оказалось, что «11540» уже успел морально устареть.

Сейчас будущее российского флота связывают с новыми фрегатами – проекта 22350. За «Ястребами» осталась роль кораблей, которые помогли пережить «переходный период».

Командиры корабля[ | ]

• капитан 3-го ранга Кольяков Игорь Аркадьевич (29 июня 1990—23 февраля 1991 года)[20]
• капитан 2-го ранга Авраамов Николай Георгиевич (23 февраля 1991—13 мая 1993 года)[20]
• капитан 2-го ранга Рыжков Игорь Георгиевич (13 мая 1993—4 июля 1996 года)[20]
• капитан 3-го ранга Демидович Игорь Дмитриевич (4 июля 1996—1998 год)[20]
• капитан 3-го ранга Ясницкий Павел Геннадьевич (1998—2002)[20]
• капитан 2-го ранга Кутышенко Павел Анатольевич (2002—2004)
• капитан 2-го ранга Смирнов Игорь Николаевич (2004—2007)
• капитан 2-го ранга Апанович Алексей Васильевич (2007—2010)
• капитан 2-го ранга Баранов Денис Валерьевич (2010—2012)
• капитан 2-го ранга Ашуров Роман Юрьевич (2012—2013)
• капитан-лейтенант Суслов Алексей Григорьевич (2013—2013)
• капитан 2-го ранга Липский Сергей Александрович (2013—2013)
• капитан 3 ранга Овсянников Евгений Александрович (2013—2016)
• капитан 3-го ранга Наумов Владимир Александрович (2017—2019)
• капитан 3-го ранга Сомов Юрий Николаевич (с 2022 года)[20]

Отрывок, характеризующий Неустрашимый (сторожевой корабль)

– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится. – Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю. Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся. – Плохо дело, а? – Что плохо, батюшка? – Жена! – коротко и значительно сказал старый князь. – Я не понимаю, – сказал князь Андрей. – Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь. Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом. Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу. – Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания. Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну. – Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда. Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь. – Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу. Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно. – Всё исполню, батюшка, – сказал он. – Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он. – Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын. Старик замолчал. – Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста. – Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся. Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя. – Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета. – Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках. Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил. – Ну, – сказал он, обратившись к жене. И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки». – Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа. Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо. Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло. – Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты. Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате. – Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь. В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова. 11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России. С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст. Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол. – Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А? Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся. – И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали. – Что? – сказал командир. В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади. Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений. К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки. – Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил. – Через час, я думаю. – Успеем переодеть? – Не знаю, генерал… Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава. Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его. – Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!.. – Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера. Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг. – Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?… Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье. – Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир. – Ваше превосходительство… – Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно. – Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан. – Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме. – Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом. – Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично… И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте. – Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель. Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала. – Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить. – Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов. – Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!… – Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов. Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф. – Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя. – Едет! – закричал в это время махальный. Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер. – Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику. По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира. Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам. По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви. Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.